Слова кажутся неуместной пародией на экзальтированный первобытный вой, раскаляющий голосовые связки и взывающий то ли к душам предков, то ли к самим богам, когда горы ущельем берут тебя в тиски. Восемнадцать километров по острым камням, по душистому лесу, пьянящему запахом нагретой хвои, через пересыхающий сонный поток, оборотнем превращающийся по зиме в титана, выскабливающего трехтонными валунами ребра отвесных утесов, тропки над пропастью и беззаботное пенье птиц. Я хочу лишь освободиться от пут разума и обязанностей человека и переждать короткий дождик вон в той пещерке, свернувшись на доисторическом крошеве зубов земли.
Когда ведьмы, гадая, советовали горный воздух и благочестивое уединение в качестве профилактических мер летальных доз безразличия, я смеялась им в лицо, конечно же, зная, что будет лучше для меня. Dis aliter visum, судьбе всегда отчетливее видна долгосрочная перспектива, и после этой пешей прогулки по лесу, с карманами, полными сакральных обещаний и спокойствия, из ущелья вышел кто-то другой.
Он не сильнее, этот незнакомец, не умелее и, тем более, не храбрее, - эти изменения извне не привить даже богам. Но этот чувак определенно знает, куда и зачем он идет. Его золотое руно лежит далеко, оно труднодостижимо и от этого столь ценно, укрытое туманами, морскими бестиями, сиренами и законами современного мира, но разве кто-то говорил, что оно недостижимо? Остальное – лишь средство.